Не так давно, читая МФ я обнаружил рассказ. Про музыканта. "Подлинная история Уинки Каттерби". Аллюзии возникают очень прямые. "Достучаться до небес", "Роковая Музыка" Пратчетта, Живи ярко, умри молодым... В общем меня, как человека какое никакое а отношение к музыке имеющего, рассказ сильно зацепил.
Кстати, автор рассказа, Ася Михеева, заняла с ним первое место на пятнадцатом конкурсе "Мини-проза", ага :-). Итак...
читать дальше"Подлинная история Уинки Каттерби"
...Я стою на мосту, перекинутом через глубокую зеленую долину. Внизу - очень далеко внизу - протекает буйная горная речка, один из притоков Колорадо. За моей спиной проносятся автомобили. Я не оглядываюсь - проезжая часть надежно отделена от пешеходной. Мост слегка вибрирует - это под моими ногами проходит поезд. Мост Уинка Каттерби дает проход всем.
Когда ты впервые привела меня сюда, ты сказала, что мост назван в честь любимого тобой исполнителя - потому что строителям тоже нравилась его музыка. Я, страшно рассудительный и самодовольный юнец, счел твою версию излишне романтичной. Мост обычно называют по архитектору - сказал тогда я - видимо, его тоже звали У. Каттерби. Уильберт Каттерби. Или Уго Каттерби, например.
Мы тогда почти поссорились.
...Уинк вышел из больничных дверей в зелень и чириканье июньского утра, и плюхнулся на первую попавшуюся лавку. Пошарился по карманам в поисках сигарет, выругался и стал жевать травинку.
- Год! - громко сказал он фонарю, стоявшему напротив лавки, - ну надо же, целый год! И что я должен делать?
К чести Уинка, надо заметить, что он не имел в виду "куда бежать". Второкурсника конструкторского отделения бостонского архитектурного института интересовало "чем заняться". Окончить институт, а уж тем более выстроить что-нибудь приличное Уинк - если верить врачам - уже не успевал.
- В принципе, я собирался как-нибудь попутешествовать, - доверительно сказал Уинк фонарю.
Фонарь промолчал.
Уинк проверил по часам, долго ли осталось до следующего укола, нащупал в кармане рубашки упаковку ампул, а в брюках - коробочку со шприцем, и решительно встал. Мотоцикл, куртка, джинсы покрепче, небольшой рюкзак... Найти телефон и соврать маме, что поссорился с преподавателями, гм... ушел в академотпуск.
Он не поленился заехать в кампус - освободить комнату - и действительно поссорился со случайно встреченным деканом.
- Какое еще путешествие? - бушевал тот, - мало того, что ты пропадал неизвестно где целый семестр!
- Я думаю, доеду до Тихого океана и вернусь обратно, - мечтательно ответил Уинк.
Потрясенный декан пожевал губами и вдруг сказал:
- Тебя словно подменили, Каттерби. Ты не влюбился?
Уинк обдумал этот вопрос.
- Еще нет, мистер Дэррелл. Но это хорошая идея.
Уинк ехал, не останавливаясь, часов шесть и мурлыкал себе под нос. С некоторой точки зрения, только год - это целый год. Экономить на будущий дом, откладывать на старость - незачем. Все отпуски за целую жизнь, без причитающихся к ним будней. Не то, чтобы Уинк мечтал о таком раскладе, но надо довольствоваться тем, что имеешь. Мечта бездельника, ха!
На закате Уинк свернул к автозаправке, долил бак, спросил чаю и чего-нибудь поесть. Все жирное, после больницы непривычное - и неожиданно невкусное. Уинк бросил бекон крутившейся под ногами псине, доел помидоры и вернулся к мотоциклу.
Дорога светилась под луной, поля переливались, как звериная шкура, а Уинк все не чувствовал достаточно усталости, чтобы остановиться и завалиться спать под каким-нибудь деревом. Светлеть начало, по его мнению, слишком быстро. Хотя, в общем, какой спрос с июньской ночи.
Тень Уинка неслась по асфальту перед ним, почти достигая горизонта. По мере того, как поднималось солнце, тень укорачивалась, и наконец оказалось, что в самом ее конце посреди дороги стоят две фигурки. Одна из фигурок размахивала руками.
Уинк подъехал поближе и снял мотоциклетные очки.
- У вас, что, машина сломалась? - спросил он.
Двое - по виду совершеннейшие хиппи - не производили впечатление людей, способных самостоятельно починить автомобиль. Один из них - тот, который размахивал руками - был толстым усатым брюнетом. Нечистые волосы, блестя, разметались по розовой рубахе в индийском стиле, из-под бордовых бархатных штанов торчали носки черных лаковых туфель с острыми носами. Он громко шмыгнул ноздреватым носом и хищно улыбнулся.
Уинк перевел взгляд на второго.
Второй смотрел куда-то мимо Уинка и задумчиво напевал себе под нос. Худой. Длинный. Весь какой-то серо-голубой - серые волосы, большие голубые глаза, запыленная голубая клетчатая рубашка, а когда-то синие джинсы мало того, что выцвели, но и прошорканы до того, что отвороты, лежащие на кедах, почти оторваны и напоминают не то кандалы, не то браслеты.
- Привет, Уинки, - сказал худой неожиданно сильным звонким голосом.
- Нет у нас никакой машины, - добавил толстый.
- Привет-привет, - ответил Уинк с интересом.
- Я Доктор Буги, - сказал толстый с таким видом, будто это что-то объясняло, - а вот он - Доктор Блюз. У нас к тебе дело, Уинки.
- Прикольные прозвища, - усмехнулся Уинк, - похожие.
- Ахха, - согласился толстый, - слушай меня, беспечный ездок...
Доктор Блюз наконец оторвался от созерцания восходящего солнца за спиной Уинка и сказал:
- Кататься туда-сюда много ума не надо. Помнишь, на первом курсе была у тебя одна смешная идея?
- То есть это ты думал, что она смешная, - добавил Доктор Буги, - А она вовсе дельная. И именно сейчас вполне исполнимая.
Уинк кивнул головой. То, что встречные хиппи знают не только его имя и обстоятельства, но и давешние бредовые мысли, о которых вроде бы никому не рассказывалось - выглядело вполне логично после почти суток за рулем. Для галлюцинаций эти парни очень даже приличные. Не летают, не клубятся, съесть не пытаются.
- Ну так ты осуществи, будь другом, - протянул Доктор Буги, - ведь можешь же!
- А успею? - засомневался Уинк, - там полделом не обойдешься.
Доктор Блюз кривовато улыбнулся.
- Успеешь. Делай, что от тебя зависит, а мы поддержим.
Уинк коротко кивнул, завел мотор и рванул по шоссе, не оглядываясь. Он ничуть не сомневался, что дорога сзади него пуста.
Доктор Буги почесал задницу и заржал.
- Прикинь, он решил, что мы ему кажемся!
- Тем не менее, он собирается выполнить, что обещал, - холодно ответил Доктор Блюз.
- Инженер, читавший Фрейда, - сказал Доктор Буги, - самая страшная тварь на свете. Ему покажи хоть архангела Михаила во плоти и во славе - сочтет его проекцией собственного Суперэго и будет беседовать с ним учтиво и с достоинством. И советы Михаила примет к сведению.
- Всему этому Михаил только обрадуется, - заметил Доктор Блюз.
- Вот именно.
- Хм, - сказал Доктор Блюз.
На общебостонском фоне Уинк играл на гитаре и пел не более, чем прилично. Он отлично понимал, что где-нибудь в Топеке будет звучать куда как презентабельнее. Не упражнялся Уинк, правда, года два - как раз с тех пор, как окончил колледж... Но тем будет правдоподобнее.
Уинк оставил мотоцикл на занюханной стоянке на самой окраине Луисвилла и пошел искать магазин одежды и парикмахерскую. Одежда тут продавалась, к сожалению, вполне приличная - а парикмахерская оказалась что надо. Парики в витрине, покрытые слоем пыли, носили следы моды двадцатилетней давности. Уинк вошел, покашлял на пороге и уселся в кресло. По зеркалу ползала муха.
Парикмахер выбрался из подсобного помещения минут через пять, сердито попросил плату вперед и грозно щелкнул ножницами. Уинк сделал вид, что испугался и робко протянул смятые доллары.
Парикмахер, поняв, что открутиться от клиента не удастся, вздохнул и потянулся за желтоватой простыней. Ножницы щелкали, пряди волос съезжали по простыне на пол. Интересно - успеют вырасти новые или нет? Впрочем, Блюз обещал, что успеют...Уинк благосклонно оценил куцый ежик, оставшийся у него на макушке, и выдал на чай четыре никеля.
По дороге к университету он еще наткнулся на аптеку и прикупил чудесные металлические очки - не хуже, чем у президента Джефферсона, только без диоптрий. В административное здание университета Уинк вошел уже сущим провинциальным заучкой.
Новые сокурсники смотрели на Уинка без всякого интереса. Ничем не примечательная фигура. Серый пиджак, очки свисают с длинного носа... Сутулый какой-то.
Сутулостью Уинк втайне гордился. Сначала он купил майку на два размера меньше, чем нужно, и распорол ее на спине - но через неделю додумался просто клеить на грудь полосу пластыря от плеча до плеча.
На демонстрацию "тихого паиньки" Уинк отводил себе месяц - но внезапно обнаружил, что увлекся учебой и продинамил добрых полста дней. Ну, нет. Пора начинать раскручивать пружину... И тут подвернулся удобный случай.
Бродяга сидел возле лавки и распространял запах трубочного табака, костра и проселочной пыли - явно сельский житель, в отличие от городских бродяг, от которых обычно почему-то пахнет только мочой и застоялым пивом. Уинк остановился на миг и с наслаждением втянул дым, окутывавший старика.
- Гитару купите, молодежь! - гаркнул дед, обращаясь к проходившим хипповатым старшекурсникам.
- Далась кому твоя руина, - равнодушно отозвался кто-то из них.
- За пять долларов отдаю!
Уинк подошел поближе.
- Покажите гитару-то.
- А тебе, знайка-зазнайка, только за сто долларов отдам, - недоброжелательно сообщил бродяга.
- А у меня сто с собой есть, - мягко сказал Уинк. Было собравшиеся уходить старшекурсники затормозили, едва не задымив подошвами.
- Было бы за что платить, дедуля, - продолжил Уинк - так и заплатить можно.
Старик бережно вытащил из-за спины гитару в рваненьком чехле и выложил ее на колени.
"Неплохо - подумал Уинк, - хотя не сто долларов, конечно... Потертая - это ничего, а вот гриф крепкий, и на банке трещины ни одной..."
Он взял гитару в руки и осторожно взял аккорд. Прислушался и зажмурился от радости.
- Держи свои сто баксов, дедуля.
- За чехол еще пять долларов, - насупился бродяга.
- Я куплю ей новый, - безмятежно улыбнулся Уинк, - женщины любят, когда их хорошо одевают... Спасибо, дедуль.
Уинк прошел сквозь толпу замерших старшекурсников, бережно держа гитару. Старик нахлобучил на плешь широкополую шляпу и сверкнул вслед Уинку ярко-зелеными глазами.
- Больно умный какой...
Вызванная кем-то из преподавателей полиция никакого бродяги на территории университета не обнаружила.
Уинк облюбовал лавку у входа в жилой корпус и упражнялся каждый день после учебы до глубокой ночи. Пальцы совсем отвыкли и нужная гибкость вернулась не сразу. На посторонний же взгляд Уинк неправдоподобно быстро осваивал гитару. И менялся - на глазах. Первым делом Уинк перестал сутулиться. Еще через неделю выбросил пиджак - тот больше не понадобится - и принес с автостоянки, где ждал мотоцикл, кожаную куртку.
Все больше народу приходило по вечерам к Уинковой лавке посмотреть на чудесное преображение заучки. Один мрачный тип долго пытался перекупить гитару. Две девушки предлагали сердечную дружбу. Наконец случилось то, чего ждал Уинк - и без чего нельзя было двигаться дальше. К нему подошел светловолосый парень и спросил, не нужен ли Уинку барабанщик.
Уинк не удивлялся тому, что песни его со времен колледжа стали намного лучше. Ему, как бы это сказать? - стало, о чем петь. Всё то, чего он не позволял себе чувствовать - детская обида на судьбу; горечь; надежда; и больше всего - оглушающее желание жить - всё это ложилось в строки и дышало в мелодиях.
- Ты сумасшедший, - сказал однажды Коди, бросил палочки и вытащил сигареты.
- Почему? - удивился Уинк.
- Нельзя на таком драйве человеку постоянно жить, трубы перегорят. А ты за три недели нам на целый альбом песен натащил. Я вот хотел тебя спросить - ты ничего такого не принимаешь? А то у меня есть знакомые парни, они музыку под ЛСД пишут - тоже, надо сказать, сильно получается.
- Да ну, - отозвался Йонс, внимательно осматривая гриф баса, - под дурью не так получается. А такое я как-то слышал, один черный дед в соул-церкви пел. Ты, Уинк, не католик, часом?
- Не-а, я атеист, - ответил Уинк, - а что значит, - такое?
- Ну, блин, - замялся Йонс и сплюнул от чувств, - ну, ваще такое... Как будто всё плохо, и война, и там раком болеешь, а жить все равно хорошо и Бог на небе живой. Ну - понял, вот: как будто всё не зря. Вот.
- А где тот дед поёт? - жадно спросил Уинк.
- Так он умер.
Коди витиевато выругался, бросил бычок и взялся за палочки.
- Ладно, давайте еще раз.
Уинк сидел, опустив руки, и слушал, как внутри тяжко хрипит и пробуксовывает разлаженная машина. Всего миг - и прошло. Первый сбой. "Я тоже умру".
- Жалко, - наконец сказал он, - очень жалко... Давайте же, черт возьми, играть, пока сами не сдохли.
- Хе, - ответил Йонс.
На занятиях Уинки сидел в том же дальнем углу, что и раньше - но даже преподаватели обращались к нему чаще, чем раньше, а уж сокурсники наперебой старались заслужить Уинкову благосклонность.
- Ты влюблена не в меня, а в мою кожаную куртку, - наконец озлился Уинк на одну из наиболее навязчивых девиц, - всего пару месяцев назад, когда я входил в класс, ты демонстративно зажимала нос.
- Не было такого! - с болью в голосе закричала девушка, но народ вокруг нее захохотал.
- Было-было! Ты говорила, что от него несет навозом с папочкиной фермы!
- Сами хороши, - осадил Уинки девицыных подруг, - нечего ко мне жаться. Вам, что - автографов дать?
- А дай, - сказала одна из самых тихих девчонок, - может, мы их потом продадим недешево. Если у тебя приращение крутости не уменьшится, лет через пять я за этот автограф себе дом куплю.
Уинк засмеялся и нарисовал девушке в тетради красивый вензель "пропускать владельца сего на мои концерты бесплатно. Уинки Каттерби".
- Дом не обещаю, но доллара три, пожалуй, выручишь.
- А что, концерт-то скоро? - спросила девушка.
- В пятницу, в танцзале - выступаем мы и еще две команды. Пятьдесят центов, но ты, считай, уже сэкономила.
- А нам такой? - поинтересовались другие девчонки.
Уинк пожал плечами.
- Такая шутка смешна только один раз, девочки.
В этот момент в класс вошел преподаватель и Уинки демонстративно уткнулся в тетрадку. Зачем учиться - Уинк уже толком не знал, но бросать было жалко. Опять же, Йонс и Коди обычно спали допоздна, и репетиции начинались ближе к вечеру.
За первым концертом случился другой, третий - а там их пригласили выступать в соседний штат. Уинк принял в группу, после придирчивого отбора, клавишника и флейтиста. На учебу оставалось все меньше времени и сил, и, с трудом окончив осенний семестр, Уинк с досадой решился опять оставить университет. Тем более, что все больше времени отнимала болезнь - Уинку приходилось пару часов медленно и размеренно прогуливаться на свежем воздухе, чтобы потом нормально отыграть четыре-пять часов на репетиции. Со временем это соотношение должно было ухудшиться. Но Доктор Блюз обещал, что Уинк успеет, а Уинк верил ему больше, чем другим докторам.
Уинк отказался переезжать в Сан-Франциско, чтобы записать пластинку (группа стонала, но он не обращал внимания) и занял местную маленькую студию звукозаписи. Продюсер из Фриско осмотрел аппаратуру на местной студии и скрепя сердце согласился принять эту запись - понизив группе процент. Уинку было все равно. Ребятам он спокойно объяснил, что жизнь во Фриско дороже настолько, что на проценте им все равно не выиграть - зато писаться тут можно столько, сколько захочется, а не в положенные часы, как в больших студиях. К концу марта они собрали второй альбом, а в апреле в городских музыкальных магазинах уже продавался первый.
Все шло так быстро. Уинк только диву давался, но вспоминал обещание Доктора Блюза - и успокаивался. Пружина должна раскрутиться до конца. Их пригласили выступать на майском большом фестивале - Уинк, к облегчению группы, согласился. А до того надо было репетировать новую - уже третью - программу - и надо было выступать в родном и соседних городах - агент подписал их на столько выступлений, что ребята стонали.
- Отдохнете осенью, - пообещал Уинк, - а пока давайте ковать бабки.
- Жук ты, Уинки, - захохотал Коди, - ведь спорю на сто баксов, что ты не из-за денег торопишься!
- Тем более, - огрызнулся Уинк, - жалко, что ли? Успеете еще пузом кверху наваляться.
Уинк выходил из дому каждое утро в четыре часа утра и медленно шел в сторону университетского парка, расхаживая застоявшееся за ночь дыхание. Если становилось трудно, он опирался рукой о деревья и ограждение, но не садился на призывно расставленные лавочки. Сядешь - потом час не встать. Медленно - по посыпанным песком дорожкам, все быстрее, всё вольнее, дышать всё свободнее. Через два-три часа кружения по парку Уинк поворачивал домой бодрым шагом молодого человека, который не ночевал дома, и спешит переодеться перед рабочим днем. Пару раз он встречал знакомых, останавливался поболтать. Ребята в группе считали, что у него роман с женой кого-то из преподавателей.
Уинк знал всех бродяг, ночующих в парке, но эта лавочка была занята впервые. Кто-то сидел, скукожившись, на краю, возле ярко-красной урны, переполненной мусором. Сидел - и плакал. Уинк медленно приближался и все явственнее слышал глухие всхлипывания.
- Ты чего? - спросил Уинк, подойдя поближе.
На него из-под густой русой челки взглянули нежно-зеленые глаза с удивительно густыми ресницами.
- А чё - сам не видишь? - ответило глубокое волнующее контральто.
Уинк видел. Больше всего она была похожа на большую жабу. Под широким носиком, обметанным по крыльям мелкими красными прыщиками, страдальчески кривился огромный лягушачий рот. Она сидела, поджав толстые ноги к тройному подбородку - поза, в которой остаются грациозными только самые стройные девушки. Но ее, похоже, волновало не это.
- Жалко, что мне нельзя курить, - сказал Уинк.
- А что?
- Ну, я бы сел и покурил с тобой.
- Тогда я, пожалуй, покурю одна, - решилась незнакомка, - а ты сядь с подветренной стороны. Тем более, что от меня воняет.
- А почему?
- Потею быстро, а в душе не была два дня, - равнодушно отозвалась толстуха.
- Хе, - сказал Уинк, - с таким подходом что ж плакать, что некрасива?
- Да разве из-за этого стоит плакать? - высказала незнакомка на удивление здравое рассуждение, - только вот Дон Абсон бэк-вокалисток набирает, а меня даже слушать не будут...
- А ты узнавала?
- Ну, ты думаешь! Меня ихний агент как увидел...
- Ну, да, - задумчиво сказал Уинк, размеренно прогуливаясь взад-вперед мимо скамейки, - особенно, если голос есть, обидно...
В ответ девушка, похожая на жабу, спустила ноги с лавки, выпрямила спину и глубоко вдохнула.
Уинк попятился. Его собственный "Разбитый мотоцикл"... в исполнении, как минимум, Марии Каллас. Девушка зажмурилась, из глаз ее продолжали бежать слезы. И вот - в том месте, где Уинк подумывал вставить трель, но понял, что не возьмет голосом - трель звучала, поднимаясь все выше, выше... И следующий куплет снова начинался с низкой глубокой ноты, на которую Уинку приходилось собираться всей грудью - а толстуха даже не сделала перед ней вдоха. Она пела легко и сильно, и все неровности, которые Уинку не удавалось замазать ни аранжировкой, ни голосом, закрывались и выравнивались легкими изменениями, которые она вносила не задумываясь.
- А... почему ты поёшь именно это? - спросил Уинк, когда песня кончилась.
- Ты понимаешь, от нее жить легче, - сказала незнакомка, подбирая ноги обратно на лавку, - она такая, с вызовом, типа заколебётесь меня давить... Короче, есть у меня голос.
Уинки только головой покачал.
- А принципиален ли тебе Дон Абсон? - спросил он, - я вот сейчас в студии пишусь, а на звукозаписи всё равно, какая внешность у бэк-вокалистки.
- Тебе нужна бэк-вокалистка? - спросила она, вытаращив зеленые глаза.
- Ну, я об этом не думал, - сказал Уинк, - но, строго говоря, у меня ее до сих пор нет. Можно попробовать это исправить.
- А что твой агент скажет?
- Я себе в группу людей сам прослушиваю, - сказал Уинк, - считай, прошла. Приходи сегодня в десять утра на Харди-плейс, двенадцать.
- Я в это время сплю, - мрачно ответила девица.
- Ну, дело твоё, - пожал плечами Уинки и потихоньку двинулся по привычному маршруту прочь от лавки.
- В десять? - послышалось ему в спину, - ну ладно...
Без десяти минут десять она стояла возле входа в студию, переминаясь на коротких ножках. Уинк шел торопливо, напевая про себя очередную приснившуюся мелодию, и чуть не наскочил на ожидающую его девицу.
- О! Здравствуй.
Она пробурчала что-то неразборчиво. Краше за ночь она, конечно, не стала, но помылась, расчесалась и сменила платье.
- Пошли-пошли, - сказал Уинк, - щас, я для тебя тут тоже партию слышу, только, я думаю, тебя с твоим голосищем придется подальше от микрофона ставить..., - и тут же забыл, что за его спиной кто-то идет, пока сидевший посреди студии Йонс не сказал:
- Привет, Уинки, привет, Устрица. Ты чего здесь делаешь?
- Здорово, Йонс Икеевский Шкаф, - пробурчали у Уинка за спиной, - я таперича ваш бэк-вокал.
- Серьезно, Уинки? - спросил Йонс, - ты больше никого не нашел, что ли?
- А ты ее слышал? - спросил Уинк.
- Неа.
- Вот то-то, - сказал Уинк и повернулся к девушке. Она стояла, глупо приоткрыв рот.
- Ты - Уинки Каттерби?
- Нет, только вчера эмигрировавший из Гонконга доставщик пиццы! - заржал Йонс.
- Да, я Уинки Каттерби. А тебя зовут как?
- Меня зовут Устрица. Меня все так зовут, нечего и тебе выдрёпываться, - сухо сказала она, - мог бы вчера и не дурить мне голову.
- Я не дурил, - сказал Уинк. Устрица злобно фыркнула и безошибочно направилась к пустому микрофону.
У Устрицы было еще одно прозвище - Самая Уродливая Девушка Кампуса. По имени ее, казалось, вообще никто не знал. Уинки смирился, но пригрозил на выходных данных пластинки так и написать - "Бэк-вокал: Устрица".
- Пиши, - равнодушно отозвалась та, - мне пластинку вашу бабушке не показывать.
К середине мая третий альбом был сведен. Парни и Устрица повалились спать и готовиться к фестивалю, на который надо было прибыть через четыре дня. Уинку, кроме того, предстояло пройти интервью с кучей журналистов, собиравшихся поведать миру о сверхновой восходящей звезде. Звездой Уинк себя не чувствовал, но калибр звезды меряется по продажам, а с продажами было все даже очень. Даже лучше, чем Уинк мог надеяться. Так что теперь эта пресс-конференция... Лучше бы лишний экзамен.
- Почему вы отказались перебираться в Сан-Франциско, вы патриот нашего города?
- Правда ли, что вы не курите и не употребляете алкоголь?
- Где вы жили до того, как поступили в наш университет?
- Что вы думаете о употреблении молодежью наркотиков?
- Почему на ваши выступления ни разу не пришли ваши родители?
- С чем связано быстрое изменение вашего имиджа после поступления в университет?
Уинк тер лоб, потел, но отвечал размеренно, не торопясь, на каждый вопрос. Опыт сдачи экзаменов говорил, что справиться можно только так.
- Действительно ли вы заменили клавишника в группе на основании того, что предыдущий употреблял кокаин?
- Да, - ответил Уинк, - и еще потому, что он пытался угощать остальных.
- Вы педераст?
- С чего вы взяли??
- Никто не видел вас с девушкой, и группа у вас чисто мужская...
- Нет, я не педераст, не зоофил и не обожатель игрушек "Лего", я просто еще не встретил ту самую девушку, а разбрасываться спермой не хочу.
- Что вы собираетесь делать после окончания исполнительской карьеры?
- Наверное, вернусь к учебе.
- Вы вегетарианец?
- Нет. Возможно, это тоже способ быть добрым, но мне он не по силам.
- Правда ли, что вы страдаете прогрессирующим сердечным заболеванием и врачи предсказывают вам смерть в ближайшие несколько месяцев?
Уинк с интересом посмотрел на журналиста - волнуется. Аж нос побелел. Сто процентов, полный карман свидетельств набрал, чтобы с грохотом кинуть на стол...
- Да, правда, к сожалению.
В полной тишине фотограф уронил треногу.
В восемь утра раздалась трель дверного звонка. Уинк, только пришедший с прогулки, с удивлением отправился открывать.
За дверью стояла вся группа в полном составе.
- Привет, ребята, - сказал Уинк.
Парни молчали и смотрели на него.
- Ну, ты и... тихушник, Каттерби, - протолкалась вперед Устрица.
- Давай еще раз "Синий рассвет" порепетируем - так, в акустике, - мрачно сказал Йонс, - там же ты хотел что-то поменять, я так и не понял, что.
- Заходите, - сказал Уинк и задумался, - только мы сейчас чай будем пить и говорить, а играть выйдем в парк, а то тут у соседей ребенок маленький.
В университетском парке, на маленькой открытой эстраде, Уинк сел на табуретку у края - непривычно без микрофона - посмотрел в лица четверых случайных зрителей и взял первый аккорд.
В сущности, все успелось, Доктор Блюз не соврал. Легенда про стремительно взлетевшего заучку, взорвавшегося как снаряд фейерверка - ну и тем лучше, пусть девушки не только любят заучек, но и берегут их от излишней крутости. Роль разыграна, пластинки продаются, сказка рассказана. Да, так даже лучше, чем объехать всю страну... Осталось поставить точку на большом фестивале - и дело сделано. А Тихий Океан можно увидеть в другой раз. Или из рая. В зависимости от.
За спиной мелодию переняли клавиши и вступил голос баса. Песня росла, раскатывалась - и вот на пронзительной коде вступил и подхватил ее у бас-гитары глубокий женский голос. Уинк опустил голову к старенькой гитаре и не торопясь доиграл последний куплет.
Фестиваль Уинка напугал с самого начала. Во-первых, кругом стояла ужасающая суета, никто не мог показать хоть приглашенным по всем правилам, но все же провинциальным мальчикам, где им разместиться, на что сесть, что съесть и куда, черт возьми, поставить аппаратуру. Уинк промотылялся по организационным вопросам до глубокой ночи - даже, вернее сказать, до утра, - какой спрос с майской ночи? - и лег в то время, когда привык вставать.
Поднявшись, он чувствовал себя не только совершенно разбитым, но и очень больным. В груди тарахтело и булькало. Коди и Йонс вытащили Уинка из вагончика под руки и водили до тех пор, пока у него не перестали подгибаться ноги.
- Может, нахрен его, это выступление? - робко спросил Коди.
- Я все равно помру через пару месяцев, - фыркнул Уинк и посмотрел вверх. Над их головами натягивали ткань на каркас большой эстрады, - нет смысла экономить силы. Да я расхожусь сейчас. У меня же каждое утро так.
- Ты смотри, - неопределенно погрозил Йонс.
- Ага. Ладно, пойдем, найдем наконец, куда дели провода от клавиш.
Уинк отправил ребят трепаться с одной командой, выступавшей завтра - тех держал в ежовых рукавицах зверюга-продюсер, так что "трепаться", к всеобщему сожалению, означало только "трепаться". Но всё лучше, чем сидеть и стучать зубами в вагончике - с чем Уинк был абсолютно согласен. Перетрусившая в хлам команда была ему не нужнее перепившейся в хлам. Устрица никуда не пошла и курила толстую сигару, валяясь на крыше вагончика. Уинк молча ждал, сидя на ступеньках и держа гитару на коленях. Дважды в людской каше, кипевшей за ограждением, ему чудились черная и серая лохматые головы, розовая и голубая рубашки - но он не был уверен. Он спокойно и размеренно дышал, ожидая того, что должно было произойти. Чем бы оно ни оказалось.
Мимо вагончика шел, озираясь, бродяга в широкополой шляпе. Из-под шляпы веником торчала борода.
- Черт побери, - хрипло сказал бродяга в сторону Уинка, - ты не знаешь, сынок, как отсюда выбраться? Тут кругом забор, да столько народу, а где народу поменьше, везде охрана.
- Так тут еще три дня будет такой петрушки, - дружелюбно ответил Уинк, - фестиваль же. Ну, я думаю, если пойти вот по этой тропинке, то там будет выход из закрытого сектора - там хоть и охрана, но это они впускать не впускают, а выпустить-то должны.
- А, ну, будь здоров, сынок, - ответил бродяга и исчез за вагончиком. Оттуда вдруг раздался нервный мужской голос, невнятное бурчание и сверху свесилась Устрица.
- Тут какой-то доктор к тебе, говорить, что ты здесь?
- Конечно! - встрепенулся Уинк, но доктор не оказался ни Буги, ни Блюзом. Обычный интеллигент лет пятидесяти, в золотых очках и с брюшком.
Он долго извинялся, что не отыскал лучшей оказии, чтобы встретиться с мистером Каттерби, но... На фестивале доктор Моррис оказался, разумеется, совершенно случайно - не мог отпустить сюда дочь одну, а она так просила; пришлось привезти ее самому, а пока искали, куда припарковаться, случился конфликт с охраной; и вот он только что из центра охраны, и все разрешилось к обоюдному удовольствию, и вдруг на вагончике имя мистера Каттерби...
- Вы в курсе, что с вашим диагнозом еще не поздно прооперироваться?
- Что сделать? - оторопел Уинк.
- Операцию, - решительно сказал Моррис, - мы ее только недавно начали делать, стопроцентной гарантии не даем... но в противном-то случае гарантия как раз стопроцентная!
Уинк прикусил губу.
- Так, доктор Моррис, - сказал он, - давайте определимся сразу. Я, как пациент, интересую вас в плане эксперимента, в плане денег или в плане рекламы? Сразу предупреждаю, что в третьем смысле я вам не пригожусь. Если я буду оперироваться, то только и безоговорочно инкогнито.
- Хм, - сказал Моррис, - хм. Разумеется, нам было бы очень выгодно иметь ваше имя в списках оперированных. Я полагал сделать вам скидку. Операция, сами понимаете, недешевая.
- Никаких скидок, - твердо сказал Уинк, - оплата по максимуму, инкогнито полное. Даже можно заплатить за него отдельно. Если я подъеду к вам... скажем, завтра?
- Э, - ответил врач, - завтра я буду еще здесь, с дочкой... впрочем, подъезжайте. Договоритесь с нашим юристом, расположитесь, пусть вас начинают готовить. Это все равно не один день займет.
Он вытащил из кармана ручку и стопку визитных карточек, что-то начиркал на одной из них.
- В любом случае, - строго сказал он, - вам не будут вводить никаких лекарств и вообще проводить никаких процедур, пока я лично вас не осмотрю. Но готовиться можно начинать без меня.
Доктор ушел. Уинк охватил голову руками и беззвучно заплакал. Устрица слезла с крыши, сняла с уинковых колен гитару и принесла стакан воды.
- Выпей.
Уинк с трудом взял стакан.
- Может, раз такое дело, к черту это выступление? - спросила она.
- Да что вы заладили? - разозлился Уинк, - я, что, на ходу разваливаюсь? Все нервничают, не я один. Сама слышала, доктор тут еще три дня проторчит - что толку срываться?
И вот настал момент, когда Уинк, с трудом продравшись по узким ступенькам сквозь складки кулис, вышел на широкий грязный помост, утыканный софитами и заваленный проводами различной аппаратуры. Людское море впереди то взревывало, то затихало. За спиной Уинка становилась по своим местам его команда. Слышно было, как вполголоса ругается Йонс, как нервно насвистывает себе под нос клавишник Зигги, как шипит, вполголоса ругаясь с Устрицей, Коди.
Уинк засмеялся и шагнул вперед, к микрофону.
Если бы я рассказывал тебе историю рок-звезды, на этом моменте можно было бы остановиться. Но как же мост? Мост - деталь весьма существенная, особенно когда на нем стоишь. Стало быть, надо продолжить.
Всего-то оставалось две с половиной песни от программы, когда Уинк понял, что больше ему не продержаться. Он выдохнул последние слова куплета и почувствовал, что оседает на пол.
Сзади кто-то подхватил его, подсунули стул со спинкой.
- Сидеть сможешь? - спросил голос флейтиста.
- Ахаа, - кивнул Уинк.
- Гитару забрать?
- Не надо... удержу.
Уинк тяжело, старательно дышал, успокаивая пошедшую было в разнос машину в груди, - и смотрел, как к микрофону вышла, споткнувшись только раз, Устрица. Она мотнула головой - волосы ударили по плечам, дернула микрофон книзу и расставила коротенькие ножки пошире. В конце проигрыша она оглянулась на Уинка, встретилась с ним испуганными глазами. Он слегка кивнул и вдруг почувствовал, как сердце судорожно задрожало снова. Уинк резко вдохнул и зажмурился.
Когда он снова смог следить за окружающим миром, звучала уже последняя песня их программы. Устрица держалась за микрофон двумя руками и пела с таким отчаянием, будто уже вот-вот настанет конец света.
Уинк оглянулся. Ребята - все, как один, смотревшие на него - с облегчением заулыбались. Йонс сделал страшные глаза, указав на Устрицу.
А! Ей же не видно, что Уинку полегчало. И обернуться - хоть на миг - она тоже не может, до самой коды... а до нее еще два куплета. Уинк так же - глазами - показал на пустующий микрофон бэк-вокала. Йонс посмотрел на Зигги, свободного в этой песне - тот понял и бегом подтащил микрофон к Уинку поближе.
Устрица, услышав, как в мелодию вплелся звук гитары, резко, со всхлипом вдохнула. Голос ее зазвучал яростным торжеством. И на последнем такте песни она резко выбросила вверх сжатые кулаки.
Под оглушительный рев, похожий на грохот штормового прибоя, они ушли со сцены. Йонс тащил Уинка, закинув его руку себе через шею. Устрица всхлипывала, флейтист истерически хихикал.
- Парни, - с трудом сказал Уинк, как только они оказались за кулисами, - найдите мне срочно автомобиль, который может отсюда выехать. Я поеду в одну больницу... Устрица потом вам расскажет.
Автомобиль, заправленный и припаркованный достаточно близко к выезду, отыскался в считанные минуты. Устрица плюхнулась на водительское сиденье, Уинка усадили рядом и плотно закрепили ремнем безопасности.
- До встречи, ребята, - улыбнулся Уинк группе, точно зная, что никого из них уже не увидит.
Коди сунул на заднее сиденье гитару.
- Ты давай, Уинки... Ты возвращайся.
Машина развернулась, исчезли лица друзей, наполненные тревогой и надеждой, потом - лица зевак с их любопытством и восторгом. Замелькали поля, серебрящиеся лунной шерсткой.
- Так, - сказал Уинк наконец, - а теперь у меня к тебе есть одна очень серьезная просьба...
Устрица молча кивнула всклокоченной головой.
- Запомни - ты меня живым не довезла... Мне стало плохо на въезде в город, ты гнала так, что едва не разбила машину... но я уже не дышал. В больнице меня положили на носилки и увезли. Тело, сказали, отдадут матери. Больше ты ничего не знаешь.
- Тогда мне надо действительно гнать по городу, как сумасшедшей, - спокойно ответила Устрица, - а лучше что-нибудь сбить. Можно и кого-нибудь, но не насмерть, чтобы остался свидетель.
Уинк улыбнулся.
- Я думал, ты будешь спорить.
- Я знала, что ты уйдешь. Не так, так иначе. Лучше так.
- Ты... прости.
- Иди нахер.
Мама Уинка, которую доктор Моррис с мясом выдернул из ее лаборатории, была очень недовольна - как и болезнью сына, так и свалившимися на нее юридическими тонкостями его псевдосмерти.
- Нормальные дети зовут мамочку, когда заболеют, а не когда нужно получать деньги, - ворчала она.
Наследства Уинка, в связи с его музыкальными заработками, оказалось не так мало - в самый раз, чтобы оплатить услуги доктора Морриса, да еще осталось немножко на жизнь. Мама убедилась в том, что Уинк твердо пошел на поправку после серии из трех операций, выдала Уинку наличными все, что осталось от его наследства - и, поцеловав сына в щеку, уехала обратно.
Был март, когда он снова вышел из больницы. Кожаная куртка болталась на плечах, как на вешалке, несмотря на пододетый свитер. Зачехленную гитару Уинк повесил через плечо.
Он подумал, не вернуться ли в Бостон поездом. Нет, как-то неспортивно, да и до начала летнего семестра время есть. Но мотоцикл Уинку пока был не по силам. Он прикупил потрепанный ровер с исправным отоплением в салоне, и, не торопясь, двинулся на восток.
Двое стояли на обочине дороги, выставив большие пальцы. Автостопщики, - подумал Уинк и притормозил.
- Что-то ты бледный, Уинки, - сказал Доктор Буги.
- Привет, - ответил Уинк и посмотрел на Доктора Блюза. Тот Уинка словно и не видел - таращился куда-то мимо.
- Ты ваще-то гений, Уинки, - прокудахтал Доктор Буги, зябко потирая руки, - мы тебе заказывали что? Одну легенду. А ты сочинил две. Да каких!
- В смысле? - нахмурился Уинк.
Буги порылся во внутреннем кармане меховой безрукавки, накинутой на всё ту же розовую рубаху, и вытащил стопку газетных вырезок, сколотую медной булавкой с бирюзовыми бусинками.
- Зачти, камрад.
"Жемчужина майского фестиваля" - гласила первая, небольшая вырезка. Следующие были покрупнее, в них попадались фотографии. Устрица вроде и не похорошела, но что-то сделала с прической, и начала сильно краситься - все то же самое, а глаз уже не воротит, своеобразно и по-своему привлекательно.
Уинку бросилась в глаза его фамилия. Он прочитал абзац.
"Почему вы постоянно замешаны в истории с наркотиками?" - "У звезды все равно нет будущего, знаете ли. А чтобы уйти так же красиво, как Уинки Каттерби, у меня слишком крепкое здоровье..."
Уинк сморщился и смял газетные листы.
- Ты за Жемчужину не бойся, - сказал Блюз, не отрывая глаз от горизонта, - она знает, чего хочет, не хуже, чем ты. Только она хочет другого, вот и все.
Буги на миг посмотрел туда же.
- Да... У нее сейчас концерт во Фриско. Давка за билетами, как на "Титанике" у шлюпок. Короче, мы твои должники.
- Считайте, что квиты, - криво улыбнулся Уинк, - помогли же мне продержаться?
- А вот тут ты извини, - грустно ответил Блюз и посмотрел опять же не на Уинка, а себе в ноги, - я ж тебе соврал. С "помогать" у нас плохо, это мы вообще не умеем. С этим разве что к Кантримену.
Буги вдруг хихикнул.
Блюз поглядел Уинку в лицо, потом подошел к машине и заглянул на заднее сиденье, где лежала гитара.
- А, ну ясно. Так я и думал, что без него не обошлось.
Буги, улыбаясь, смотрел на Уинка.
- Ты ведь, кажется, на инженера учился?
- На конструктора, - ответил Уинк, - буду мосты строить.
- Мосты - это Кантримен любит. Хорошие, крепкие... Чтобы вид такой, аж дух захватывает. Чтобы индейцы на такой мост курить приходили. И чтобы пешеходная дорожка была.
- Терпеть не могу мосты без пешеходки, - нахмурился Уинк.
- Вот-вот, - сказал Буги.
Ты можешь счесть всю эту историю выдумкой. Имеешь, в принципе, право. У меня, честно сказать, нет абсолютно никаких доказательств. Просто доктор Каттерби, оказав любезность нашему университету, руководил моим дипломным проектом. И брал меня с собой в качестве ассистента, когда ездил консультировать строительство большого моста на Аляске. Мы ехали на его машине, вдвоем, много разговаривали. Так что хочешь - верь, не хочешь - не верь. Кстати, тот мост еще красивее.
@музыка:
Осты Beck'а
@настроение:
лирическое
@темы:
Ася Михеева,
рассказы,
музыка