Думаю, глядя на имена, дополнительные комментарии не требуются.
читать дальшеОткуда появилась идея для «Snuff»?
Не знаю, но мне кажется, когда я начал рассматривать персону сэра Сэмюэля Ваймса, каким он есть сейчас, и найдя его внутренний монолог интересным, я решил использовать старый, хорошо известный прием: отправить полицейского в отпуск, мы все знаем как это обернется. И я понял, что если убрать Ваймса из города, из его зоны комфорта, то это будет очень интересно писать.
«Стража» поражает меня. Вы описываете «крутой» полицейский детектив, при этом продолжая писать умные, смешные книги о фантастическом мире
Вообще-то, мистер Гейман, мир в котором оказывается Сэм Ваймс, не особо фантастический. Ну да, там есть гоблины, но общее окружение типично для графств Средней Англии. Все это о общности человечества. Закинь Сэма Ваймса в опасную ситуацию, и он не остановим, как любой другой полицейский, мысля точно также, подвергая сомнению свои мотивы и поступки.
Вы помните чем вдохновлялись, при создании Сэма Ваймса? Как реальная полиция реагирует на него и на Стражу?
У меня три полицейских шлема выставлены в моем кабинете, подарки от полицейских, фанатов Сэма Ваймса. Помню, когда я был в туре, частенько копы заходили в книжный магазин; они всегда заходили через черный ход, никогда через парадный, после того как все разойдутся. И то, что они мне говорили, настолько предсказуемо, что я сам мог бы сказать это за них. Они говорили: «О да, [едкий смех] у нас без сомнения есть Шнобби Шноббс, и свой сержант Колон, «хотя тут, я должен отметить, что полицейский сказавший мне это, сам был полноправным сержантом Колоном. Я знаю многих копов, и часто имел с ними дело, в мою бытность журналистом — их легко писать, они как поезда на рельсах.
Вы, правда, сказали в предыдущем интервью, что хотели бы быть Сэмом Ваймсом? Почему?
Я не помню чтоб такого говорил, но вы знаете как оно бывает, все меняется со временем. Автор всегда может покопаться в себе, и найти такие особенности характера, которыми он сможет наделить своих персонажей. Если на меня надавить, я признаю, что с тех пор, как я встал и заявил о моем Альцгеймере, я стал публичной фигурой; я дважды посещал Даунинг-стрит, писал сердитые письма в «Таймс», вступал в дебаты в Палате Общин, и в целом превратился в чудного старикашку до такой степени, что порой я сижу и удивленно думаю: «Вообще-то твоя работа, сидеть и писать очередную книгу. Менять мир это для других людей...», но потом я вскидываюсь: «Нет, это не так!» Вот так, помня о том, что в наши дни люди зовут пацана из Палаты «Сэр», я создаю мышление Ваймса.
Когда Вы пишете от лица Ваймса, есть ли разница в Вашем взгляде на мир, с моментами, когда Вы пишете от лица Ринсвинда или Матушки Ветровоск?
О, конечно, Вы наверняка знаете как это происходит. Как только персонаж сидит здесь, в вашей голове, все что нужно сделать, это додумать, завершить образ и просто записывать, что они делают, говорят и думают. Все просто. Порой это очень странно: сидишь, осознанно все обдумываешь, но мысли генерирует модуль Сэма Ваймса. Есть даже полностью функционирующий модуль Тиффани Эйкинг. Довольно странно, если призадуматься.
Вы написали достаточно книг, чтобы у Вас появились загадочные фавориты — такие персонажи, любовь к которым, другие люди не понимают. Можете их назвать? Возможно, вспомнить некоторые из Ваших книг, которые другие люди могли упустить из внимания?
Хороший вопрос, но на него будет нелегко ответить. Мне очень понравилось писать «Monstrous Regiment», который оказался очень близок к мэйнстриму. C минимальными потерями, действие могло бы происходить во время войны за Пиренейский полуостров. Я знаю Вас, Вы знаете меня, мы оба знаем, что порой занимаемся исследованиями, одновременно, бывает открывая что-то новое неумышленно. Просто берем книжку по приглянувшейся теме, и читаем. Удивительно, как все маленькие детальки, которые мы находим в этих книжках, внезапно переплетаются и протягивают вам сюжет. Кстати, я провел немало интересной работы для «Monstrous Regiment» в лесбийских книжных магазинах.
Есть ли в Плоскомирье персонажи, к которым Вы собираетесь со временем вернуться?
Где-то в глубине моего сознания, есть сюжет, где главный герой — Злобный Страшный Гарри, не очень подходящий-то на роль Саурона... но говоря это, я понял, что тут еще придется шлифовать идею.
В статье о писательстве в «Нью-Йорк Таймс» Карл Хайасен (которого я начал читать благодаря Вашему совету, во время тура по «Добрым предзнаменованиям»), сказал: «Каждый писатель ищет вдохновение в разных местах, нет ничего постыдного в использовании горячих новостей. Это необходимо, когда используешь сатиру на современные устрои. Острый юмор покоится на актуальных отсылках. К сожалению для писателей, современная жизнь становится слишком смешной и неправдоподобной.» Помогает ли Плоскомирье, Вам этого избежать? Или же это инструмент позволяющий использовать актуальные заголовки неожиданно?
Мне кажется это снова о общности человечества. Я надеюсь, что все персонажи в Плоскомирье узнаваемы и понятны, поэтому иногда я могу поставить их перед современной проблемой, как Наверн Чудакулли осознающий концепт гомосексуализма. По правде говоря, я никогда специально не ищу подобные вещи, они находят меня сами. Я был очень рад, когда «Making Money» вышла перед банковским кризисом, и все начали говорить, что я предсказал его. Это было не очень сложно.
Какие самые большие перемены произошли за последние тридцать лет, в восприятии публикой жанров в которых Вы работаете — НФ, фэнтези, юмор? Или же ничего не изменилось?
Спорный вопрос. Мое ощущение, что в эти дни фэнтези и научная фантастика являются мэйнстримом. Вы Нил, тоже должны это видеть. Когда я начинал туры, люди которых я встречал были типичными фанатами. Этими днями мои плоскомирные книги, и большинство других работ, на рынке для так называемой «читающей публики». Конечно, когда мы были в этом году в Австралии, Роб и я купались в любви фэндома. Зашли в магазин купить пару RM Williams ботинок — продавщица фанат. Зашли в David Jones в Сиднее, купить пару Calvin Kleins — первая женщина, которую мы встретили — фанат, стала нашим персональным гидом на утро. Люди в аэропорту за кассами — фанаты, позже во время одного полета, когда я принимал ланч, очень хорошая бутылка вина была поставлена передо мною и бортпроводник сказал: «Жена капитана — Ваш самый большой фанат». Тем не менее, все еще есть мнение, что это все идиотизм; дурацкое убеждение о читателях моих книг — что они все еще этот четырнадцатилетний мальчик Кевин. Но Вы знаете, мальчик вырос и все еще читает, как и его дети.
Не подворачивались ли недавно какие-нибудь очаровательные книги с викторианскими отсылками?
Мне кажется, что они у меня уже все есть, странно что Вы спросили, потому что в перерывах между окончанием «The Long Earth» я работаю над ранней викторианской книгой, надо же использовать весь тот хлам, что Вы и я понаходили в магазинах на Тоттнэм Корт Роуд в Лондоне. Я все еще ищу что-нибудь новенькое. Я рассказывал как в Hay-on-Wye, подобрал коллекцию очень больших книг озаглавленных «Лондон тогда и сейчас», и понял, что «сейчас» — это 1880 год? Там даже была милая гравюра Первоцветного Холма, когда на нем еще были первоцветы. Это действительно потрясающие вещи. Мелкие детали, которые люди могут не замечать, но для меня они как муха для форели.
Как изменился Плоский Мир, за годы прошедшие с его создания?
Если ответить просто: юмор на месте, но шутки больше не притянуты, они вырастают из личностей персонажей и ситуаций. Этими днями, юмор прибывает по собственному желанию.
Как написание плоскомирных романов изменило Ваше мироощущение?
Мне кажется, более верно будет сказать, что старение изменяет ваше восприятие мира. В «Snuff» есть такие вещи, которые я не смог бы написать в двадцать пять лет. Хоть, я и писал книги перед Плоским Миром, по настоящему я познал работу писателя здесь, с Плоским Миром. Мне кажется книги, пусть не серьезные, но взаимодействуют с серьезными темами, не существуют просто ради шуток. Мое восприятие мира изменилось: порой мне кажется, что мир состоит из восприимчивых людей знающих этот сюжет и гребаных идиотов, кто не знает. Конечно, все фанаты Плоского Мира носят сюжет в сердце!
Как написание плоскомирных романов изменило ощущение мира, насчет Вас?
Неужто изменило? Мой агент сказал мне однажды, что меня процитировал колумнист в какой-то американской газете, и он отметил с ликованием, что они просто дали мое имя, без напоминания людям кто это, очевидно надеясь, что их читатели уже должны знать меня. У меня немало почетных докторских степеней, я профессор английского в Колледже Троицы, Дублин и член Королевского Колледжа в Лондоне, кроме многих других вещей, включая рыцарство. Но, когда дело доходит до редакторов, я всегда буду автором этой дурацкой фэнтези, правда, должен заметить, игнорируют меня все реже.
Вы почтенны?
Вопрос с подковыркой? Если так, то я отвечу да. Я стараюсь подчиняться законам, платить налоги (которых очень много), жертвовать на благотворительность, и писать письма в «Таймс», которые они печатают. Странное слово «почетный» — почот, то чего хочет каждый малолетний гангстер и может ожидать на кончике ножа. Я, без сомнения вовлечен во многие события, и по окончании этого интервью, буду доставать моего местного члена парламента. Это весело. Плоский Мир и Альцгеймер дали мне платформу.
@темы:
книги,
Нил Гейман,
интервью,
утащено,
Терри Пратчетт
-
-
12.10.2011 в 18:55-
-
12.10.2011 в 19:03-
-
12.10.2011 в 19:05